Литературный конкурс

Ольга Андреева

Таёжная быль

За стеной таёжной избушки натужно скрипел старый кедр. Лесорубы его не тронули при вырубке: повреждённое короедом дерево в дело уже не годилось. Вот уже который год седой великан возвышался над подростом осинника и березняка на бывших вырубках. Каждую ночь кедр, как старый солдат, которого тревожат раны, тяжко вздыхал, будто вспоминая свою молодость и бывших товарищей.

Страдания старого великана будто передавались и обитателю лесной избушки. Кузьма чувствовал ноющую боль в левой ноге, когда-то в нескольких местах переломанную упавшей на неё лесиной. Тогда он, хоть и пожилой, но ещё здоровый мужик, уже было простился с ногой, но молодой хирург поселковой больницы уговорил его на операцию. Дескать, попытка не пытка, стоит рискнуть. В общем, лесоруб согласился, и тот «склеил» раздробленные кости.

Полгода Кузьма передвигался с помощью костылей. Ногу сохранил, но с работой вальщика пришлось попрощаться и оформить инвалидность.

Полтора года, как признаёт сам Кузьма, он «бил баклуши». Бродил неприкаянным по посёлку. Иногда выезжал с лесорубами в тайгу. Скорее, чтобы напитаться привычным с юности хвойным духом, так как в работе мужикам он уже был не помощник. Даже в кашевары тогда не годился: дров на костёр наготовить для него было проблемой, при передвижении нога начинала предательски ныть, и всё заканчивалось нестерпимой болью. «И что я душу-то рву? — ругал себя Кузьма. — Чужой я теперя здесь. Как говорится, ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. Жалеючи берут меня с собой мужики. Мешаю им и сам маюсь. Всё, баста! Не лесоруб я более».

Сделав для себя неутешительный вывод, Кузьма накупил книг про таёжных зверей, водившихся в здешних местах, и стал по ним изучать их повадки. Загорелся он новой идеей, как вернуться в тайгу, без которой не мог жить, как моряк без моря. «Куплю капканы, буду охотиться на пушных зверьков», — решил Кузьма. Так увлёкся, что совсем открестился от домашних дел. Да и что с него возьмёшь: ни дров наколоть и принести в избу, ни со скотиной управиться нога не давала. Однажды, вдоволь натерпевшись укоризненных взглядов жены и вроде беззлобных подшучиваний сыновей, сложил в рюкзак нехитрый скарб и, прихватив старенькое ружьишко, ушёл в заброшенную лесную избушку. И вот уже третий год зимует в ней, по ночам мысленно разговаривая со своим другом — старым, больным кедром.

Сначала нога давала о себе знать при каждом дневном переходе, потом вроде расходилась. Напоминала о себе только ночью. Но, прислушавшись к вздохам кедра, как будто разделявшего его боль и отчасти бравшего её на себя, Кузьма успокаивался. И хотя зверь не особо шёл в его капканы, жил он теперь в умиротворении и согласии с самим собой. Ночами часто вспоминал свою синеглазую с копной рыжеватых волос Анну, полюбившую его за лихую удаль, с годами переросшую в буйный нрав, который всегда прощала. Потому и мириться с его безактивностью, видимо, ей стало трудно. «Чего уж там, — рассуждал, вздыхая, Кузьма, — кому охота с «недобытчиком» жить. Сынам тоже неловко за отца-инвалида. Пусть отдыхают теперя от меня».

Незаметно приближалась его третья новогодняя ночь в тайге. С утра 31-го числа Кузьма сходил в посёлок и «затарился» продуктами. За-глянул и к доктору, теперь уже опытному хирургу, которого ценило районное начальство и переманивало на административную работу областное. Тот выписал новую обезболивающую мазь и сунул внушительный флакон с чистейшим спиртом: мол, подарок к Новому году. В сторону родного дома Кузьма старался не смотреть, боялся, что не выдержит, зайдёт, а как там его встретят, неизвестно, может, обиделись и разговаривать не станут. Решил: «Нечего душу бередить...» и по знакомой тропинке хромающей походкой снова пошёл в тайгу. Кедр приветственно взмахнул мохнатой лапой, уронив снежную бахрому на сугроб, в котором утонул его всё ещё крепкий ствол.

— Соскучился, дружище, — произнёс Кузьма, сбивая об угол крылечка снег с валенок. — Не любишь один оставаться? Но чего делать-то, знать, судьба такая — будем вместе век доживать.

— М-м-м,.. — простонал, соглашаясь, кедр.

— Ну ещё маленько потерпи, счас отдохну малость, потом схожу капканы проверю и приду, — объяснял дереву мужик.— Может, зайчишка попался, тогда будет с чем пировать, праздник отмечать.

Спустя полчаса, напившись душистого чаю с любимыми мятными пряниками, Кузьма, нацепив снегоступы, углубился в тайгу. На этот раз ему повезло, будто природа решила сделать подарок к празднику: из пяти поставленных на заячьих тропах петлей в две попались зайчишки. Решил проверить капкан на соболя и, подойдя к заветному месту, обнаружил в ней рыжую бестию — лису. Довольный возвращался к избушке. Мечтал: выделаю шкуру и Анюте подарю, пускай воротник сошьёт. Эхма, раньше-то не очень щедр был на подарки. Считал слюнтяйством. Теперь от этих мыслей на душе стало теплее, даже в глазах защипало. Будто подгоняемый внутренним душевным порывом, Кузьма поспешил к своей избушке. Распахнул дверь и замер от неожиданности, увидев две родные фигуры.

— Ну ты, батя, видать, совсем очухался: в посёлок сходил, теперь по лесу шастаешь, — встретил его совсем уже мужицкий бас старшего сына Сашки.

— Совсем себя не жалеешь, — сочувственно произнёс тенорком младший Серёга.

— Вы-то откуда... знаете? — растерялся отец.

— Из продмага сарафанное радио донесло, — пояснил старший.

— А мы за тобой... Мамка послала, — добавил младший.

— Э-э-эх! — сгрёб отца в объятия Сашка. — Хватит тебе отшельничать. Мать уже извелась, как ты тут необшитый, ненакормленный...

— Правда, пап, Новый год скоро. Маманя столько еды наготовила, тебя ждёт,.. — убеждал Серёга.

— А я чё, я ж тоже не с пустыми руками, — потряс охотничьими трофеями Кузьма. — Ещё брусника и клюква есть...

— Вот и поехали, у нас машина на просеке оставлена, — не терпящим возражения тоном сказал старший сын.

Кузьма, преодолевая душевное смятение, послушно собрал рюкзак и, запирая дверь, попросил сыновей:

— Вы, ребята, вперёд идите, а я догоню... Дело тут у меня есть...

Сыновья понимающе кивнули и поспешили по тропе к просеке.

Едва они скрылись за первыми заснеженными деревьями, он подошёл к кедру:

— Ну, прощевай, дружище... Крепися давай... Такая уж теперя наша стариковская доля. Понимаешь, ты ж лесной житель, корнями врос, а человек двигаться должон. И жить, и помирать средь людей...

— Н-н-н-н-ну, — понимающе прогудел в ответ старый кедр.

Всю дорогу до посёлка Кузьма, расположившись на заднем сиденье, шмыгал носом и тайком утирал предательскую влагу с глаз.

— Ты чё, батя, простыл? — поинтересовался Сергей.

— Наверно, — закашлялся от тёплых чувств, переполнявших душу, Кузьма.

— Ничего, мы тебя быстро вылечим. Щас в бане напарим, а потом сто грамм, и будешь, как огурчик,.. — пообещал Сашка.

— Да ла-а-адно, пройдёт, — протянул отец и подумал: «И чё я, правда, рассиропился? Тайга от меня никуда не убежит. Только бы кедр дожил». И, воодушевившись, успокоил себя: «До лета доживёт. Крепкий ишшо. Неча нас совсем в старики записывать. Прорвёмся, как говорил мой старшина».

Алёна Бельская, 12 лет

Рождественская сказка

Koгдa я была маленькой, то каждую ночь никак не могла заснуть. Там, где я находилась, всё было одинаково: кровати, стульчики, на которых висела наша одежда. Однажды я лежала и смотрела на окно. За разукрашенным морозом стеклом мела метель. Мне казалось, что какие-то тени пролетали и постоянно заглядывали через снежные узоры к нам в спальню. Я вспомнила, что этой ночью будет Рождество и что наша воспитательница тётя Люба под ёлку положила небольшие свёртки в блестящей бумаге. Мне захотелось взглянуть, что там. Убедившись, что все спят, я на цыпочках вышла в зал. И вдруг заметила какие-то сверкающие точки. Наверное, светится ёлка, украшенная дождём, подумала я. Но, подойдя поближе, увидела маленьких человечков с крылышками. Они меня сначала испугались, а потом поняли, что я им ничего не сделаю, потому что я тоже их испугалась.

— Мы ангелы! — сказал самый большой человечек. — Прилетаем в дома и приносим туда мир, счастье! Ты изменилась в лице. Что с тобой?

— А у меня нет своего дома, — ответила я.

— А какое у тебя желание? — спросил один из ангелов.

От его вопроса v меня закружилась голова.

— Я... я... я бы хотела, чтобы у меня были мама, и дом, и большая ёлка, и много подарков. Я не видела, как живёт семья, у меня её никогда не было.

Ангелы переглянулись и сказали:

— Ну, сегодня ночь перед Рождеством, и мы тебе покажем.

После этих слов маленький ангелочек обсыпал меня золотыми искорками, и я стала уменьшаться. Стала такой маленькой, как бабочка, и мы полетели.

Поднимаясь всё выше и выше, я увидела город, смотрела в окна домов, за которыми веселились дети, кружились около высоких ёлок, смеялись, а на столах были мандарины и апельсины. Пролетая мимо одного окна, увешанного огоньками, я через замёрзшее окно увидела ту волшебницу, которая мне снилась каждую ночь. Во сне мы с ней, взявшись за руки, ходили в магазин, где много игрушек. А потом она меня обнимала, целовала, брала на руки и качала, а я засыпала. А когда я просыпалась, её уже не было.

— Ну, полетели дальше! — сказали ангелы.

— Подождите, пожалуйста, я ещё посмотрю.

Волшебница разбирала блестящие бусы и вешала их на ёлку, под которую клала большие коробки, точь-в-точь как мы с ней покупали в магазине во сне. Мне так захотелось к ней прижаться и уснуть. Но мне сказали: «Пора улетать».

С неба падал снег большими хлопьями. A у меня катились слезинки с маковое зёрнышко и застывали на щеках. Когда мы вернулись назад, самый большой ангел дал мне в руку снежинку и сказал:

— С Рождеством, Алёна! Сегодня сказочная ночь, загадай желание и ложись спать.

Проснувшись утром, я побежала в зал, но там никого не было. Ангелы улетели! Услышав тёти Любин голос: «Дети, все на завтрак!», я побрела в столовую, произнеся: «Всё, сказка кончилась!» После завтрака все дети начали любоваться ёлкой, искать подарочки, и вдруг я увидела ангела. Подбежала, а он пластмассовый. Прижала его к груди и заплакала.

Через несколько дней меня вместе с тётей Любой пригласили к директору детского дома. Когда мы зашли в кабинет, я увидела ту самую волшебницу, которая являлась мне во сне, а потом в окне её квартиры. Я крепко сжала в руке ангелочка и подумала: «Спасибо, ангелы, за Рождественскую ночь, за волшебницу!» Подсела к ней, а она взяла меня на руки, поцеловала, и так тепло стало.

Через несколько дней мы с волшебницей-мамой ходили по магазинам, она покупала мне много игрушек. У меня была самая большая ёлка, а мандаринов — мешок! Я всё боялась, не сон ли это. Да нет, не сон! Теперь я знаю, что у меня всегда будут Новый год и Рождество, и подарки, и мандарины!!!

Вот такую волшебную сказку я желаю увидеть всем детям, которые живут там, где жила я.

Кристина Битюцкая, 11 лет

Блестящий шар

Приближался праздник Новый год. На улице трещали морозы. На ёлочных базарах шла торговля. Люди суетились, бегали по магазинам, покупали мандарины, ёлочные игрушки, гирлянды, дождь. В магазине ёлочных игрушек одной девочке понравился большой блестящий шар. Она его купила, хотя дома у неё уже была наряжена ёлка. Она принесла шар и повесила на ёлку. Все ёлочные игрушки стали с любопытством на него смотреть.

— Я самый блестящий шар! Я самый красивый! Я самый большой! Я шар-чудо!

Так шар себя нахваливал. Остальные игрушки стали над ним смеяться. Шар замолчал и весь вечер больше не разговаривал. Вокруг ёлки веселились дети, на зелёных ветках зажигались огни. Наступила ночь, огоньки стали потихонечку гаснуть, ребятишки успокоились. Игрушкам стало скучно, они начали перешёптываться. И вдруг шар закружился, лучи света забегали по всей комнате.

— Что это? Что это? — спрашивали игрушки.

— Это я, блестящий шар!

В комнате стало светло. Все ёлочные игрушки стали извиняться:

— Ты прости нас, что мы смеялись над тобой. Ты чудо, новогоднее чудо! Ты самый красивый шар на ёлке!

— Да ладно, мы все чудо! — ответил шар и поздравил все игрушки с Новым годом.