«На СВО другие ценности»,

Один из траурных рейсов случился в Асино. Гвардии младший сержант Владимир Жуков, получивший на СВО соответствующий своей героической фамилии позывной Маршал, в ожидании похорон и выдачи необходимых документов из военкомата на несколько дней задержался в нашем городе. Встретились, разговорились...

Тяжко там

– Владимир, почему случается, что тела бойцов привозят на родину для захоронения только через несколько месяцев после их гибели?

– Пока продолжаются боестолкновения, командование считает нужным подождать, когда фронт отойдёт подальше, чтобы не подвергать риску других. Погибших в любом случае не оставят. Командиры на специальных картах всегда помечают места, где остались лежать тела их бойцов, потом информация передаётся в штаб, и, как только появляется возможность, туда направляются группы эвакуации. Да, порой только спустя месяцы. Те же Крынки, где ваш Станислав Милютин погиб, ещё в феврале взяли, а потери только сейчас вывозим. В основном наши парни гибнут от осколочных ранений, попав под обстрел противника и удары дронов.

– Извините за, возможно, бестактный вопрос. Вы, наверное, пошли на СВО не для того, чтобы цинковые гробы возить?

– Это временная обязанность, кстати, очень тяжёлая, но приказы, как говорится, не обсуждаются. Воюю в составе 104 воздушно-десантной дивизии 328 полка уже больше года. Со своим взводом участвовал в освобождении Клещеевки, а затем Крынок. Военная специальность у меня сапёр. Ставлю мины, снимаю мины, но вообще-то на передовой всем заниматься приходится. Каждый – как универсальный солдат.

– Бойцы, приходя в отпуск, рассказывают, что сейчас идёт война дронов. А вы как считаете?

 – Сейчас «птичек» на линиях соприкосновения, да и не только, как комаров в Сибири. В первые годы СВО, когда дронов ещё было не так много, противник их использовал в качестве разведчиков и наносил удары в основном только по технике и орудиям, а сейчас они охотятся даже на одиночных пехотинцев. Причём беспилотники всё время усовершенствуются. Если раньше их видно и слышно было, то сейчас многие работают на невероятной высоте. Украинский дрон «Баба-яга» раньше носил 4 бомбы, а сейчас до 8 смертоносных снарядов, причём разных, к примеру, зажигалки. Скинет их на блиндаж или другое строение, подождёт, пока бойцы выбегать из горящего помещения начнут, а потом другими снарядами забрасывает.

В рядах противников – западные наёмники

– Судя по сводкам, наша армия смогла расширить зону контроля на разных участках, но не приходится сомневаться, что у нас сильный противник.

– Украина давно бы проиграла эту войну, если бы не поддержка Запада. Я сейчас говорю не только о вооружении и довольствии, но и о профессиональных наёмниках. Украинцы в окопах сидят, а танками и орудиями западные военные управляют. Под Клещеевкой нас один танк несколько недель кошмарил. Появлялся словно из ниоткуда, один-два выстрела делал, причём всегда на поражение, и вновь исчезал, чтобы потом появиться в новом месте. Действовал как киллер. Наша разведка никак не могла его обнаружить, поэтому командование приняло решение вызвать авиацию. Три дня утюжили все местности и строения, где этот танк мог прятаться. С тех пор больше не появился.

Наёмники хорошо подготовлены, но привыкли к комфорту. В Херсон нынче зимой пришли сильные морозы, выпал снег, местные такого давно уже не припомнят. Так наёмники не выдержали и смотались, что помогло нам взять Крынки. Вообще там фронтовая линия была как слоёный пирог: наши, потом не наши, потом опять наши... Форма у нас и украинцев похожа, без шевронов и других нашивок. Однажды из-за этого курьёзный случай произошёл. Приходит в наш отряд парень, такой же чумазый, усталый, как мы все, и просит помочь согреться. Говор южный, но так все дончане говорят. Отвели мы его в свой блиндаж, кружку чая горяченького налили. Разговариваем о том, о сём, а потом замечаем, что на нём сапоги натовские. Спрашиваем: «Откуда у тебя такие?» А он: «Выдавали всем мобилизованным в Мукачёво». Это такой город в Закарпатской области. В общем, выяснилось, что это украинский военный. Ушёл четверо суток назад в тыл за продуктами, на обратном пути немного заплутал. Когда вернулся, мы их позиции уже заняли, а он и не понял. Вот так сам себя в плен привёл.

Осознанно сдаются в основном те, кто жил в СССР, помнит, что такое дружба народов, а на фронт был отправлен насильно. Обидно, когда по ту сторону оказываются ребята, с которыми у нас была одна Родина. Как-то один дом в Клещеевке брали, обложили врагов, деваться им некуда. Кричим: «Сдавайтесь!». А оттуда: «ВДВ не сдаётся!». Видимо, в десантуре служил, может, даже с кем-то из нас в одной части. В итоге пришла БМП и разнесла этот дом к чёртовой матери. 20-30-летние украинцы-добровольцы, накачанные наркотой или алкоголем, ведут себя как зомби. Видел, как один солдат со словами «Слава Украине», оставшись без патронов, покончил с собой, спрыгнув с крыши.

На войне всё понятно: кто друг, а кто враг

– Вы ветеран МВД, участник Чеченской кампании, где за проявленный героизм были дважды награждены медалью «За Отвагу». Выйдя в отставку, работали в службе охраны аэропорта. Скажите, как вам на СВО?

– Мне много раз приходилось убеждаться, что люди на «передке» проще, чище и честнее, чем в мирной жизни. Честно сказать, я войне благодарен за то, что она помогла встретиться с такими людьми, с которыми в гражданской жизни вряд ли бы пересёкся.

Вот, например, сослуживец из моего взвода с позывным Колючка. Он был топ-менеджером в крупной строительной компании. Крутые тачки имеет, дом огромный. Ему деньги, которые за СВО выплачивают, вообще не нужны. Из его компании руководство к нам прямо во взвод приезжало, уговаривало Колючку вернуться. А он всегда в отказ, говорит: «Мне блиндажи надо строить и других научить». Ещё есть Адвокат, на юге у него юридическая контора, но он всё бросил и поехал. Когда первый контракт закончился, подписал второй. Служит у нас водителем автобуса парень из Донецка. У него половина семьи на той стороне, некогда любимый племянник – полный «укроп». Говорит, воевать буду, пока в его предательские глаза не посмотрю. Был ещё во взводе совсем юный боец с позывным Фанат – активный болельщик Спартака. На родину звонил только для того, чтобы спросить: «Как там наши сыграли?» Сейчас без одного глаза остался, а всё рвётся в бой. К чему я это всё? Никто из них не воюет за деньги, хотя, конечно, и такие есть.

Вообще на войне каждый человек словно «обнуляется». Он как будто заново рождается, ведь там совсем другие ценности. Вот кто из нас дома воду ценил? Она могла из крана течь бесконечно. А там сидишь с чеплашкой и думаешь: то ли попить, то ли чай скипятить, то ли глаза умыть. Сидим как-то под Клещеевкой в 30-градусную жару и почти умираем от жажды. Тут Колючка вспоминает, что у него где-то завалялась бутылка минералки. Не заныкал, один не выпил. С каким же наслаждением мы эту тёплую минералку пили малюсенькими глотками!

– Скажите, а в вашей части мобилизованные есть?

– Конечно, но к ним особое отношение. Командование старается ребят уберечь, направляет в основном на работу в тыл, если сами не проявят желание послужить на «передке». Поэтому и гибнут не так часто, как добровольцы. Но мне кажется, что даже если у них появится возможность вернуться домой, многие останутся служить, потому что после пройденного не видят себя в мирной жизни. На войне всё понятно: задачи, цели, кто друг, а кто враг. У меня сейчас рапорт на увольнение в штабе лежит, ведь лет-то мне уже далеко за пятьдесят. Но даже если его командование и подпишет, я не знаю точно, смогу ли остаться дома. Там я нужнее...

Екатерина Корзик

(газета «Образ Жизни. Регион», №23 6.06.2024 г.)