Пятьдесят пять дней в зоне отчуждения

ДУМАЛИ, ЧТО ЕДУТ В ОДНУ СТОРОНУ

Анатолий Александрович вспоминает, что тогда, в апреле 1986 года, после обнародования информации о случившейся аварии мир не перевернулся. Все жили, работали, как прежде, а беда существовала как бы и рядом, но на уровне обывательских слухов и тех скупых сведений, что содержались в СМИ.

— Я тогда работал машинистом тепловоза,— рассказывает мне. — Мы получали заработную плату от каждого маршрута. В апреле 86-го на работе предложили пожертвовать деньги с одной такой поездки пострадавшим от взрыва на атомной электростанции. На благое дело скинулись все!

О том, как обстоят дела с ликвидацией последствий аварии, Анатолий Бардин целый год узнавал из телевизионных новостей. А потом наступила осень 1987 года, и вместе с ней пришла повестка из военкомата. Двадцатидевятилетнего офицера запаса это не испугало. За плечами Анатолия были служба в армии, которую он проходил в Монголии, и полгода «партизанства» на учебных военных сборах в Казахстане. Младший лейтенант Бардин явился в военкомат, хотя у всех железнодорожников имелась бронь. Но это оказались особые спецсборы!

Той осенью во всей Томской области таких «принудительных добровольцев» набралось 70 человек, но кто-то не прошёл медкомиссию, кто-то «откосил». В общем, по маршруту Томск — Белая Церковь отправились из региона только шестеро. Компанию Анатолию Бардину составил его земляк Пётр Иванов (ныне покойный), они даже попали в один полк, только в разные батальоны.

Место дислокации полка, в который прибыло пополнение, располагалось в деревне Черемошное. Вновь прибывшие прошли инструктаж. Мужчин предупредили, что первые несколько дней организм будет адаптироваться к радиации. Так и случилось. Три-четыре дня у всех были одни симптомы: насморк и кашель.

НА СОН — ВСЕГО ЧАС

У Бардина был опыт идеологической работы, поэтому ему определили должность парторга батальона. Молодому офицеру пришлось нелегко: никогда под его началом не было столько людей. За всё время пребывания ему довелось командовать почти двумя тысячами так называемых запасников, и все разновозрастные: от молодых до седых.

— Первые две недели, пока я вникал в работу, спал только по часу, — говорит он. — Был ответственным за весь батальон. И караулы проверял, и процесс приготовления еды в столовой контролировал, и следил за регулярностью выпуска боевых листков и стенгазет, и собрания организовывал. В то время на станцию не выезжал. Многие мужики тогда не осознавали всей опасности своей работы и даже старались как можно чаще выезжать на разбор станции. Думали, чем быстрее «сгоришь», то есть наберёшь допустимую дозу радиации в 10 рентген, тем скорее домой отправишься. Обычно норму эту получали месяца за 2 — 3.

— Условия пребывания для нас были созданы комфортные, — говорит Анатолий Александрович. —  Свободного времени у мужиков было предостаточно. С утра выполняли боевую задачу на объекте и уже после 12 дня были свободны. Чем занимались? Смотрели фильмы, мылись в бане. Иногда по 12 часов там пропадали: за разговорами время летело незаметно. Питание было очень хорошее. Каждый человек в день получал по банке сгущёнки, на столах в столовой всегда было много печенья: ешь, сколько хочешь. Воду пили только минеральную. А готовили в столовой на той воде, что привозили из-за зоны: это территория, находившаяся от места трагедии на расстоянии 30 километров.

ИЗ СРЕДСТВ ЗАЩИТЫ — ТОЛЬКО «ЛЕПЕСТКИ»

Через две недели младший лейтенант Бардин стал выезжать на станцию, на тот самый взорвавшийся четвёртый энергоблок. Анатолий Александрович сопровождал на объект группу из 10 — 15 человек и с секундомером засекал время пребывания солдат, которые занимались разбором крыши. От места дислокации полка до станции было всего километров 30, но путь занимал почти час времени.

— Сначала ехали на машинах, которые считались чистыми, то есть содержали радиацию в пределах допуска. Потом переодевались и пересаживались на грязные машины. Доезжали до станции и снова переодевались. Экипировка представляла собой обычную военную одежду: ВСО (военно-строительное обмундирование) или афганки (комплект полевой летней формы). Попадались даже модели ещё сороковых годов. В общем, использовали всё, что можно было списать. Каждый день в новом ходили, потому что радиоактивную одежду утилизировали. Сколько я такой «заражённой» одежды переносил за свои 55 дней пребывания в зоне! На лице были обычные респираторы, которые мы называли лепестками. В общем, от радиоактивной пыли, излучавшей смертоносные альфа-частицы, нас «защищали» хлопчатобумажные костюмы и марлевые повязки,— не без иронии подметил мой собеседник.

На территории четвёртого энергоблока кишел настоящий человеческий муравейник. Люди практически вручную собирали радиоактивный хлам. Из орудий труда — лом да топор. Ими откалывали куски кровли, скидывали их в корзины, которые краном грузили в КрАЗы с освинцованными кабинами и в сопровождении автомобилей ГАИ вывозили на могильники.

— Несколько человек забегут на крышу, махнут топором раза три и возвращаются. Вся группа находилась на станции не больше 20 минут, — описывает Анатолий рабочий процесс. — Я отслеживал время секундомером, потом каждого человека «отстреливал» дозиметром и показатели в книжку записывал. Разовый объём полученной радиации не должен был превышать 0,5 рентгена. Если больше, то пару недель солдат не выезжал из полка.

Когда дневная задача была выполнена, группа прямо на станции сразу шла мыться. На выходе из помывочной каждого проверяли специальным японским аппаратом: зазвенел — возвращали обратно домываться.

Между собой солдаты прозвали районы станции, на которых работали, женскими именами: Катя, Маша, Параша, Даша.

— Чернобыльцы переделали известную песню: «Уеду срочно я из этих мест, где радиация, где рыжий лес, где Припять мёртвая на много лет, где фоны чёртовы и женщин нет», — пропел Анатолий Александрович. — Видимо, скучали по женскому вниманию. А Припять и правда была мёртвой. С крыши станции это особенно было видно: ни птица не пролетит, ни собака не залает. Жутко было смотреть на всё это.

Анатолий Бардин пробыл в опасной зоне 55 дней и совершил 22 выезда на объект. Этого оказалось достаточно, чтобы через несколько лет вновь вступить на путь ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, только теперь уже не для страны, а для самого себя.

ВМЕСТЕ С ДОЛГОМ ОТДАЛ И ЗДОРОВЬЕ

Сегодня слово чернобылец звучит как диагноз. Все прекрасно понимают, что нахождение в опасной зоне сказалось на здоровье ликвидаторов. Не знаю, насколько этично это писать, но А.Бардину повезло остаться в живых и не стать инвалидом. Тогда, в 1987 году, после возвращения домой мужчине некогда было думать о своём здоровье: нужно было продолжать работать, чтобы кормить семью. Первые звоночки о сбоях в  организме появились позднее.

— Если бы я не работал машинистом, возможно, уже и не жил бы, — считает он.— Медкомиссия, которую мы проходили, проводилась очень качественно. Во время неё и выявили сначала проблемы с сердцем, а пять лет назад — онкологию.

В 56 лет ещё молодому мужчине поставили диагноз: рак гортани 2-й степени. Началась борьба за жизнь, в которой он победил. Сегодня Бардин — счастливый отец четверых детей, уже имеет статус деда и надеется увидеть правнуков. Правда, пришлось оставить любимую работу и уйти на заслуженный отдых, который ему полагался уже с 50 лет. Чтобы поддерживать здоровье, каждый год ездит в санатории, где  обязательно купается в святых купелях и источниках, а в Крещение ныряет в прорубь.

О тех чернобыльских 55 днях сегодня ему напоминают присвоенное уже на гражданке звание лейтенанта и несколько наград: медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени, знак «Участник ликвидации аварии на ЧАЭС» и другие, а ещё несколько фотографий.

— Я тут недавно встретил на просторах интернета однополчанина, — поделился он. — Совершенно случайно. Вдруг увидел в новостной интернет-ленте свою фотографию. Таким образом и вычислил сослуживца. Стали переписываться. Он сейчас живёт в Москве. Переслал мне эти фото. Там же не разрешалось их делать, а он втихушку в клубе печатал.

Анатолий Бардин протянул мне телефон с фотографией: на ней он, ещё совсем молодой, с двумя сослуживцами на фоне того самого четвёртого энергоблока.

БОЛЬШЕ, ЧЕМ БРАТЬЯ

Сегодня на территории Асиновского района проживают 22 человека, которые служили в Чернобыле и на других территориях, тоже подвергшихся действию радиации.

— Мы все поддерживаем связь, делимся информацией о возможности получить какие-то льготы, — объясняет мне Анатолий Александрович, которого недавно избрали председателем асиновского отделения общероссийского Союза «Чернобыль».

Каждый год 26 апреля, в день памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах, чернобыльцы встречаются, чтобы «пересчитаться», и это не чёрный юмор, это правда жизни: слишком рано уходят товарищи. А вот тридцать четвёртую годовщину Анатолию Бардину и его друзьям не удастся отметить как обычно, в широком кругу: ситуация в стране не позволяет.

— Я не знаю, как это объяснить, — говорит Анатолий Александрович, — но если человек прошёл то же, что и я, то он мне больше, чем брат... Поэтому в преддверии этой грустной даты хочется пожелать всем чернобыльцам здоровья и поблагодарить за подвиг, который они совершили...

Елена СОНИНА.