По серпантину памяти

В декабре 1979 года наша часть, расквартированная в Амурской области, вдруг резко взялась повышать боеготовность. Тревоги, марш-броски, стрельбы. Скоро всё разъяснилось. В Кабуле надобно было кое-чего подправить после очередной народно-демократической революции. Для начала кое-чего подправили в батальоне. Теперь мы именовались в/ч пп 35818. Технику получили новую.

9 марта 1980 года военно-транспортный самолёт Ан-12 взлетел с аэродрома Кокайды близ приграничного с Афганистаном узбекского города Термез, куда прибыл наш эшелон, и взял курс на Кабул. Внизу простирались заснеженные хребты горной системы Гиндукуш, на которую я смотрел в иллюминатор. Мы летели исполнять интернациональный долг. Нашу 159-ю ОДСБр (отдельную дорожно-строительную бригаду) из Амурской области передислоцировали в Афганистан. Переброска осуществлялась в глубокой тайне. Естественно, про страну пребывания мы совсем ничего не знали. С тех пор много воды утекло, но я часто мыслями возвращаюсь в то время и в ту страну. Что я, представитель самой мирной профессии на земле, делал на войне?

Отвечая на этот вопрос, без предыстории не обойдёшься. Так вот, когда шла подготовка к отправке нашей бригады в страну «А», три представителя Особого отдела КГБ СССР обосновались при штабе бригады и принялись шерстить учётно-послужные карточки личного состава и личные дела офицеров. Примерно сорок процентов проверку не прошли, а вот ко всем пятерым «тисакам» (выпускникам Томского инженерно-строительного института) вопросов не возникло. Согласитесь, жирную «пятёрку» можно выставить нашей, к сожалению, ныне почившей в бозе военной кафедре. Служить нам оставалось полгода, следовательно, опыт, несмотря на полулюбительский статус, имелся.

Главной задачей нашей бригады было обустройство частей ограниченного контингента советских войск. В приоритете — восстановление пострадавшего во время штурма дворца Тадж-бек, которому надлежало стать теперь уже штабом нашей 40-й армии. Напомню: первые советские части вступили в Афганистан 25 декабря 1979 года, настоящее же вторжение началось вечером 27 декабря. Именно тогда был взят дворец Тадж-бек в Кабуле.

Едва прибыли, сходу принялись восстанавливать дворец. Потребовалось огромное количество строительных материалов и конструкций. Если песок и гравий можно было получить на территории ДРА, то всё остальное завозилось из СССР. Железных дорог в стране нет, потому использовались автомобильный транспорт и авиация. Работали каждый день по 12 часов. Про выходные пришлось забыть, как и про многое другое, именуемое словом цивилизация.

Изначально предполагалось быстро решить все проблемы, потому наш батальон, как и все части и соединения, обустроился в палатках. Подвели электричество, которое то и дело отключалось. Соорудили волейбольную площадку. Три раза в неделю смотрели фильмы. Чётко заработала полевая почта. Наладили горячее питание с помощью полевых кухонь. Меню обычное армейское, правда, картофель исключительно порошковый да первое время, пока не запустили свою пекарню, сухари вместо хлеба. В качестве бонуса — горный паёк (сгущённое молоко, шоколад, печенье, консервы, тушёнка).

Афганский резко континентальный климат ранней весной, когда мы там оказались, полон сюрпризов. Если днём загорать можно, то ночью зуб на зуб не попадает. Спали одетыми да ещё укрывались полушубками. Выручали и печки-буржуйки. А потом воцарилось лето. И пришла дикая жара. Теперь уже ночью укрывались влажными простынями, которые тут же и высыхали. Командование бригады решило ввести послеобеденный сон, но он повлиял на производительность труда, которая ушла в минус. Не прижилась у нас сиеста.

Конечно, нельзя не упомянуть про ветер афганец, который зарождается в Каракумах. Время от времени он сплошной стеной налетал на нас, поднимая тонны песка и пыли. Палатки и носовые платки практически не спасали. Наверное, так выглядит пресловутое небо в овчинку.

Застарелый штамп «город контрастов» — это и про Кабул тоже. Мирное сосуществование небольшого количества модерновых зданий, панельных пятиэтажек числом уже поболе с минаретами и глинобитными саклями назвать гармонией, застывшей в камне, язык не поворачивается. Зато несколько временных пластов или эпох сосуществуют на улицах города вполне буднично.

Буйство стилей в одежде обитателей афганской столицы тех времён — это вообще отдельная песня. От паранджи до мини. А вооружённые силы? Где ещё можно было увидеть танк Т-34 не музейным экспонатом? Экипированные в немецкие каски времён Третьего рейха, с немецкими же автоматами афганские солдаты навеивали ассоциации с другой войной. Маузеры, винтовки Мосина, ППШ усиливали впечатление.

Тем временем обстановка в столице стабилизировалась. Мы, в первое время работавшие под доносившиеся со всех сторон звуки выстрелов, даже стали сдавать оружие в оружейные палатки. Автоматы брали, если отправлялись в город. Жизнь в Кабуле тоже входила в обычную колею. К майским праздникам с перекрёстков убрали бронетранспортёры и боевые машины пехоты.

Фасады и интерьеры бывшей резиденции Амина постепенно приобретали первозданный вид. Иосиф Давидович Кобзон приезжал с концертом. Создавалось впечатление полного успеха кампании. Скажи мне тогда кто-нибудь, что это только иллюзия, не поверил бы.

Когда нам пришло время увольняться в запас, из пяти сокурсников, призванных из Томского инженерно-строительного института, четверо с чистой совестью покинули пределы ДРА  старшими лейтенантами запаса. Остался один — Юра Селявский, он стал кадровым офицером. Почему его никто из нас не отговорил? Просто мужчина сам обязан принимать решения. Офицер тем более. При желании, конечно, можно было поискать и ля фам: Юра недавно развёлся. Но к женскому коварству апеллируют обычно слабаки, а Селявский таковым не был. Орденами Красной Звезды слабаков не награждают. Вот описание боя, ставшего для него фатальным.

30.05.1981 при следовании по маршруту Кабул — Термез автомобильная колонна, начальником которой был старший лейтенант Ю.А.Селявский, подверглась обстрелу. Действуя смело и решительно, он организовал отражение нападения и сам принял непосредственное участие в бою. Когда один из солдат получил серьёзное ранение, Юрий Афанасьевич, проявив самоотверженность, под огнём противника вынес раненого в безопасное место, но сам был тяжело ранен. От полученных ран умер в госпитале 31.07.1981.

Со смертью товарища у меня начали развеиваться иллюзии. Война затягивалась, западные державы консолидировались под пропагандистские вопли про империю зла. В СССР разразилась крупнейшая геополитическая катастрофа, разрушившая страну, случился коллапс экономики. Мы сами себя с упоением добивали: в декабре 1989 года II Съезд народных депутатов СССР принял решение об осуждении афганской войны и признал грубой политической ошибкой участие в ней советских войск. Получилось, что я участвовал в войне, общественная оценка которой весьма неоднозначна.

Хотя не сгодились для России лекала оранжевых революций. У государства с великим прошлым появились неплохие виды на будущее. И жертвы снова видятся ненапрасными...

Александр СУХАЧЁВ, город Рубцовск, Алтайский край.

Александр Сухачёв (слева) с сослуживцами на фоне дворца Амина.
Кабул, 1980 год.

В память о Юрии Селявском открыто две мемориальные доски — от гимназии №24 в г. Томске, где он учился, и от Союза ветеранов Афганистана.