Свадебные песни бабушки Сони

БЫЛО БЫ СЧАСТЬЕ, ЕСЛИ Б НЕ ВОЙНА

Софье Дорофеевне Желто-брюховой не посчастливилось самой побывать в роли невесты, которой подружки в день свадьбы пели бы те самые любимые ею обрядовые песни и встречали на пороге дома шутками и прибаутками хмельного от любви жениха. Все планы разрушила война. Чубатого, статного сверстника Ваню забрали на фронт прямо из шахты, где он зарабатывал деньги на их с Сонечкой свадьбу и предстоящую семейную жизнь. После войны не дождавшиеся возвращения сына родители Ивана передали несостоявшейся невестке её портрет, который жених заказал заезжему фотографу. Видимо, хороший был мастер, так как за прошедшие 80 лет фотография неплохо сохранилась, и я смогла увидеть, какой красивой была Софья Дорофеевна в двадцать. К тому времени много горестей и бед свалилось на её большую семью.

— В каком именно году это случилось, уже не помню, но знаю, что осень была, — вспоминает Софья Дорофеевна, глядя на большой портрет в грубой деревянной рамке, с которого на нас смотрели её родители. — Мама, возвращаясь с работы домой, по дороге подобрала сноп с остатками зерна, чтобы курам бросить. С ним её и за-стал разъезжавший тогда по деревням милицейский патруль. Привели домой, устроили обыск. А у нас накануне корова сдохла. Отец решил государству шкуру не сдавать, чтобы сшить нам, пяти девчонкам, к зиме хоть какую-то обувку. Замоченную в солёном рассоле шкуру нашли тогда незваные гости. Посадили после скорого суда обоих. Отца отправили в Мариинскую тюрьму, а маму — на поселение за несколько десятков километров от нашей деревни Воскресенка Кемеровской области. Заключённых плохо кормили, и, чтобы мама не умерла с голода, я носила ей в узелке лепёшки из мороженой картошки. Самой есть хотелось нестерпимо, а дома ждали такие же голодные сёстры, для которых я стала и за мамку, и за папку.

Соня работала с утра до глубокой ночи в колхозе. Весной вместе с бабами сеяла на полях зерно. Летом вручную косила сено, ставила и вершила стога. Зимой ходила за семь километров пилить лес. «На самые тяжёлые работы меня посылали, я сильной, прям как мужик, была», — с гордостью говорит старушка.

Первой вернулась из тюрьмы мать — худая, состарившаяся. Вшей на ней было столько, что одежда колыхалась. Отец вернулся позже весь больной после неудачно сделанной в тюрьме операции на желудке. Только по этой причине на фронт его не забрали.

ВЕСТЬ О ПОБЕДЕ ВСТРЕТИЛА В ПОЛЕ

— Бригадир с края поля кричит нам: «Бабоньки, война кончилась!» — вспоминает самое яркое событие семидесятипятилетней давности Софья Дорофеевна. — Побросали мы тогда вёдра с зерном и бегом в деревню, чтобы самим по радио эту хорошую новость услышать. А там, у столба, вся деревня уже собралась: одни плачут, другие смеются, третьи пляшут…

Много за те четыре военных года мужиков из деревни Воскресенка на поле брани полегло. Женихов для молодок и вдов почти не осталось. Один кавалер за Соней ухаживал, но больно неказистый был, вот и дала отворот поворот. Мать за это её сильно ругала, говорила: «Вот войдёшь в бабью пору, будешь рада хоть кривому, хоть косому, хоть заезжему какому».

Всё-таки встретился Соне на жизненном пути мужчина. Симпатичного фронтовика звали Павел Николаевич Желтобрюхов. По словам Софьи Дорофеевны, у него раньше была семья, но жена героя с войны не дождалась. Работал бывший артиллерист, имевший несколько боевых наград, в колхозе конюхом. Приглянулась ему Соня. Сошлись, но рушник свадебный, вышитый ею ещё во время дружбы с Иваном, женщина из сундука так и не достала: замуж Павел её долго не звал. Расписались многими годами позже, тихо, без торжества. Детей Софье бог так и не дал: по всей видимости, натрудилась она на нелёгкой мужской работе. Потому привечали супруги многочисленных племянников и племянниц. Особенно любили дочку младшей сестры Софьи Дорофеевны Ольгу.

ВСЕГДА В ТРУДЕ

— Хорошие они были: и тётя Соня, и дядя Паша, — рассказала мне по телефону Ольга Владимировна, год назад приезжавшая навестить единственную оставшуюся в живых тётю в Ново-Кусково, куда та перебралась после смерти мужа вслед за сестрой. — Часто вспоминаю, как мы с ней за ягодой в лес ходили. Как затянет песни за околицей, так и поёт, пока из леса не выйдем. Никогда её без дела не видела. Сама как белка в колесе с утра до позднего вечера крутилась и мне покоя не давала. То дрова с ней пилим, то огород полем-поливаем, то варенье варим, причём вёдрами. О чём говорить, если она самостоятельно баню себе поставила!

Как рассказали мне новокусковцы, ещё года два назад баба Соня дрова сама пилила. Cоседи её ругали, а она в ответ только смеялась: дескать, у неё после такой разминки аппетит просыпается. «В этом вся Софья Дорофеевна — добрый, трудолюбивый человек», — говорит соцработник Наталья Байгулова, помогающая бабушке на протяжении последних пяти лет.

В окошко заглянуло солнышко, его лучики ласково пробежали по морщинистому лицу бабушки Сони и будто оживили память. Она вначале неуверенно, а потом громко запела: «У нас сегодня свадьба была, только остались хмель да дуда…» Закончив куплет, заговорчески сказала: «Пойдём чё покажу» и извлекла из старого покосившегося шкафа тот самый рушник. Под бегущими по белоснежному полотну цветами красными нитками было вышито: «20 марта 1939 года. Вышивала Соня Дорафеевна». «Вот это реликвия!» — удивилась я. «А то!» — засмеялась в ответ старушка и продемонстрировала мне ещё одну свою гордость — выходное кашемировое пальто с трудовыми и юбилейными наградами.

Месяц назад она в нём ходила на межрайонную школьную конференцию, посвящённую Великой Отечественной войне, где ей вручили цветы и сфотографировали на память. Потом баба Соня всё ждала, не появится ли её фотография в газете. Вот теперь наконец-то полюбуется и порадуется, что в таком почтенном возрасте не потеряла интерес к жизни. Слушая Софью Дорофеевну Желтобрюхову, я невольно ловила себя на мысли, что моя героиня говорит о своей трудной судьбе без обид и сожаления. Как и всё её поколение, много трудившееся, перенёсшее войну, преодолевшее тяжёлые послевоенные годы, она всегда умела радоваться тому редкому и малому счастью, что выпало на её долю..

Екатерина КОРЗИК.